Глава пятнадцатая

Ночь выдалась на редкость темная. Луна и звезды — за плотным войлоком черных-черных туч.

Чудурукпай уехал в Эжйм за очередной партией пантов.

Жена чейзена отправилась в гости. Мангыр сам постарался избавиться от них на эту ночь, чтоб не мешали. Дело не такое уж трудное, и лучше со всем управиться одному, без помощников и свидетелей. Он все продумал. Даже коней выбрал только вороной масти, чтобы и они не были заметны в темноте.

Еще засветло, проводив жену и сына, чейзен улегся спать, но сколько ни ворочался с боку на бок, так и не смог уснуть. Едва дождался, пока стемнеет, — так медленно тянулось время.

Вышел из юрты — все аалы вокруг притихли. Прислушался. Осторожно ступая, походил вокруг. Как будто все спокойно. Так же, крадучись, привел трех коней и по­ставил позади юрты. Одного заседлал, придерживая стре­мена, чтобы не звякнули. Двух других накрыл потниками, положил вьючные седла. Велика ли работа, а умучился: приходилось по нескольку раз обегать каждую лошадь то с одной, то с другой стороны — там подтянуть, тут под­вязать, и все с опаской…

Он спешил. Летняя ночь коротка. А увидит кто, и все прахом пойдет.

Наконец с лошадьми управился. Заскочил в юрту. Попинал одну из туго набитых кожаных барб, что лежали слева от входа. Приподнял ее двумя руками, поставил на колено. Перехватил и, прижимая к животу, поволок к лоша­дям. Хотел осторожно опустить на землю, но мешок вы­скользнул и со звоном упал.

Затаился, прислушался. Ничего подозрительного. Снова нырнул в юрту. На этот раз донес барбу благополучно. Еще дважды сходил. Мешки были так тяжелы, что оттянули руки.

Пришлось передохнуть.

Только собрался навьючивать барбы,— послышался стук копыт. Чейзена так и пригнуло к земле.

Топот все приближался. Залаяли у аалов собаки. Ноч­ную тишину разорвал звонкий смех. Молодежь, возвращав­шаяся с веселых ночных игрищ — ойтулааша, насмешливо распевала:

Барыкский Мангыр чейзен —

Протухшего мяса кусок.

Шынаанский Мангыр чейзен —

Прогнившего мяса мешок.

– Перестаньте, парни! Услышит еще господин.

— Пусть слушает!..

Веселые голоса, заливистый смех разозлили чейзена.

— Я вам покажу протухшее мясо! — сквозь зубы процедил он.

А рядом звучала другая песня:

Моя милая из Барыка

Почему говорит «Уходи поживей!»?

Моя милая из Шынаа

Почему говорит «Приходи поскорей!»?

Вот компания поравнялась с аалами. Хохот, звон стремян, лай собак… Парни неумело пробуют вытягивать горловые напевы — сыгыт икаргыраа, но ничего у них не выходит, только хрипят да воют. Будто кипящей смолой обожгло чейзена. Хохочущая орда вихрем пролетела вверх по Барыку.

Мангыр, ругая бесшабашную молодежь, ждал, пока снова стихнет. Ждал долго, потому что не унимались собаки. Они лаяли, сопровождая веселых всадников, лаяли возвращаясь к аалам.

Как только в округе все опять успокоилось, чейзен подвел коня и поставил его меж двумя барбами. Грузить тяжелые мешки одному неловко: то тот, то другой обязательно перетянет, и делай что хочешь. Мангыр это заранее предусмотрел. Приподняв барбу, он подхватил ее снизу арканом, притянул к седлу и закрепил петлю припасенной палочкой. Отпускать груз было нельзя: тотчас съехало набок седло. И на этот случай Мангыр придумал выход и положения. Он подпер вьюк коротким бревнышком, дергал мешок. Крепко! Обошел коня, опасливо поглядыва на него: тронется с места, уронит бревнышко — и начина все с начала… Может и завязка на мешке лопнуть, тогд попробуй собери в этой тьме-тьмущей золото-серебро.

Обхватив вторую барбу, привалил ее к боку коня. Тот пошатнулся, и подпорка под первым мешком все же рухнула. Мангыр изловчился и успел поддеть аркан, уравновесить груз. Одна беда миновала, но куда-то запропастилась палочка, которую надо было продеть сквозь петлю аркана на седле. Может, упала? Он пошарил ногой. На земле ее не было.

Чейзен держал на весу закрепленный у вьюка мешок и скреб ногами землю. Пропала палочка! Он лихорадочно соображал, что же предпринять. И вдруг обмер, увидев перед собой черную тень. Кто-то приближался к нему верхом на коне…

Самый богатый бай барыкских кыргысов, полновластный правитель обширного сумона дрожал, как самый по­следний вор.

Между тем всадник был уже совсем близко.

Барбу из рук Мангыр не выпустил. Даже палочку искать перестал. Будь что будет, решил он.

Только один человек мог шататься в такую темень по Барыку. Только один человек мог осмелиться в эту пору явиться в аал правителя — Хорек. Именно его-то больше всего и опасался чейзен.

«Что ему надо? Серебро китайца покоя не дает? Как бы убрать этого выскочку куда-нибудь подальше… Авось найдется и для него пуля».

Держать тяжеленный мешок становилось все труднее. Затекли руки. А черная тень вроде бы замерла на месте. Послышался глубокий вздох. Чейзен едва не расхохотался. Неподалеку от него стояла корова. Как он раньше не разглядел! И тут же вспомнил, что чертова палочка лежит у него за пазухой — сам туда сунул!

Второго коня навьючил быстрее и без всяких помех.

Выехал из аала, ведя, в поводу двух лошадей, и сразу подался в сторону от дороги. К зимней стоянке в Буура он мог добраться с завязанными глазами, поэтому направился напрямик. Там знал он немало пещер и глухих трудно­доступных ущелий, где можно было бы надежно припрятать свой груз.

Еще немного, и с делом будет покончено.

Некстати рассеялись тучи. Из-за них выглянула круг­ленькая, улыбающаяся луна.

«Ни раньше, ни позже!» — снова помрачнел чейзен. Впрочем, теперь это было даже к лучшему. Он без труда отыскал давно примеченную ложбину, остановил коней, снял барбы и перетащил их по расщелине на вершину потрескавшейся скалы. Можно было выбрать любую из множе­ства потайных пещерок, но он облюбовал каменную осыпь и зарыл мешки под нею. Никому бы и в голову не пришло разгребать старый обвал.

Посидел, передохнул. Предутренний ветерок шевелил кусты караганника, и ему все чудилось, что кто-то крадется. Сердце обмирало. Он пристально вглядывался в темноту. Никого, понятно, рядом не было.

На обратном пути не жалел коней, чтобы успеть вернуть­ся домой до рассвета, и подъехал к аалу, когда горы на востоке начали белеть.

Мангыр расседлал коней, прибрал потники и седла.

Зашел в юрту и почувствовал, как пересохло в горле. Вытянул из чайника чуть не весь холодный чай и свалился на постель.

«Успел!» — радовался он.

А сон не шел. В ушах звучала насмешливая песня «протухшего мяса мешок…». Перед глазами кружились черные скалы Буура, шевелились кусты таволги и караганника.

Он все-таки забылся сном, тяжелым и тревожным. Его давили кошмары. Ему представлялось, что камни, под которыми только что были укрыты мешки, рассыпались, барбы порвались… Потом мерещилось, что кто-то крадется к заветной осыпи. Он гнался за этими людьми, грозил им, что-то кричал… От собственного крика и проснулся.

В раскрытую дверь юрты бил яркий дневной свет. Слева от входа, там, где вечером лежали барбы, сидел, поджав под себя ноги, Хорек чейзен… Ну не собачий ли у него нюх!..

— Что с вами, господин? — спросил он, как только Мангыр открыл глаза. — Вы так кричали.

Лоб у чейзена покрылся холодными каплями пота.

— Да н-нет… Ничего…

— Кони ваши еще мокрые. Далеко ездили, господин?

— Я? Никуда не ездил. Всю ночь спал. Может, ребята на ойтуулаш гоняли…

— Какие парни пошли! — покрутил головой Хорек. — На вьючных седлах стали скакать. Потники еще не просохли.

Мангыр поперхнулся, а незваный гость не унимался.

— Рано начали перекочевку, — скосил он глаза.

— Какую перекочевку? Хорек будто не расслышал.

— Опасно барбы без присмотра оставлять. Украсть могут…

Мангыр чейзен налился гневом.

— Чего разболтался? Уходи!

— Я ни при чем,— встал и поклонился Хорек. — Сами только что кричали об этом.