Глава семнадцатая

Что такое с Хореком чейзеном случилось? Липнет, как смола, к Чудурукпаю, прохода ему не дает.

— Ты же единственный сын такого важного человека! Надо тебе, браток, одеваться получше, уметь себя показывать, — нижет бисером слова. — Почему никогда в мою бедную юрту не заглянешь, чашку чаю у меня не выпьешь? От этого перевал не станет ниже, народа не будет меньше…

Не поймет Чудурукпай, чего от него Хорек хочет. Знает, как он по всякому поводу с отцом схватывался, из-за любого пустяка ссорится. Не напрасно же поговаривали, что двум чейзенам воздуха одной долины и воды одной реки не хватит.

— Не одним днем живем,— отговаривается Чудурукпай – Извини, тороплюсь.

Сядет на коня и — айда по Барыку. Едет и поет:

 

Лучше бы не умывался

Из Барыка я водой.

Лучше бы и не встречался

С этой девушкой-красой.

 

Лучше было б из Барыка 

Ледяной воды не пить.

Лучше б девушку-красотку

Не встречать и не любить.

 

«Что за парень?» — гадал Хорек чейзен. Давно присматривался он к Чудурукпаю. Когда настало неспокойное время в Туве, много передумал Хорек. Все прикидывал, что же лучше: высокий чин или тугие барбы? Чем дольше размышлял, тем реже поглядывал на павлиньи перья, украшавшие шапку Мангыра чейзена, тем чаще косился на его полные добра вьючные мешки, тем чаще вспоминал о тяжелой переметной суме с серебром. В этой суме был и его пот, частица его сердца.

«У Мангыра все есть, — терзался днем и ночью Хорек. — Старик долго не протянет. Куда богатство денет? Кому оно достанется? Чудурукпаю — больше некому. Вот бы к рукам прибрать, чтоб не пропало… К чему тогда чины? Любой купить можно».

Войти в доверие к правителю Хорек и не надеялся — зря время терять. Мангыр готов его живьем съесть, не то что приблизить к себе. Оставалось одно — Чудурукпая заарканить.

Вот и стал Хорек тенью сынка Мангыра. Спешил он изловить его своим капканом. Словно волк за зайцем гонялся, проходу ему не давал. А Чудурукпай, как бы почуяв опасность, делал петли, уходил от погони.

И все же волк перехитрил зайца.

Попался Чудурукпай на черной воде, которую и собака не пьет. Аракой крепче аркана привязал Хорек сына правителя. Всего-то и труда составило — кожаный когээржик показать. Чудурукпай сам потащился в юрту, порог которой никак не хотел переступить.

– Доченька, — не проговорил — пропел Хорек, — дай-ка нам чего-нибудь поесть.

Девчушка лет пятнадцати, тоненькая, с длинными черными косами выставила на низеньком ширээ[1] самые разные кушанья. Чудурукпай даже удивился: «Когда успели столько наготовить?»

— Это же единственный сын нашего господина, доченька, — заливался той порой Хорек, оглаживая флягу с аракой.

Девчонка оказалась шустрой. Она, нимало не смущаясь, выпалила:

— Я его знаю. Он когда на коне едет, поет: «Лучше бы не пил я сладкую воду Барыка…»

Все расхохотались. Чудурукпай тоже не удержался от смеха, до того забавно передразнила его, слегка перепутав слова песни, дочка Хорека.

«Давно ли около юрты с другими малышами чуть ли не голая бегала? — подумал Чудурукпай. — Когда успела вырасти?»

Хорек просто таял от восторга.

— Это моя старшая дочка. Эрелзенма.

Он особенно подчеркнул, что старшая, но Чудурукпай не придал этому значения.

Убывала еда, убывала арака, развязывались языки.

Хорек чейзен, расчетливо ведя свою игру, пьянел прямо на глазах.

— Зря твои родители связывались с Опаем чаланом. Лучше, чем Ончатпа, не нашли никого. То ли девчонки хорошие перевелись?

Молодого гостя давно уже разобрала арака. Но если хозяин больше притворялся, то Чудурукпай столько хватил, что позабыл об осторожности.

— Твоя правда, брат!

Хорек кликнул дочку:

— Свари-ка нам еще мяса. Первый раз в нашей бедной юрте такой гость. — Он поднес Чудурукпаю очередную чарочку. — Такой удалой парень запросто может выбрать себе любую в жены!

Чудурукпай выпил, покрутил головой:

— Не хочу выбирать! Не буду!.. Анай-Кара — свет моих глаз!

Жена и дочь Хорека удивленно переглянулись.

— Анай-Кара?

— Анай-Кара! — упрямо повторил Чудурукпай.

— Что ты ерунду болтаешь! — укорил его Хорек. — За­чем умершего человека вспоминать.

Чудурукпай расплакался:

– Жива, жива она. Ы-ы-ы…

— Где ты ее видел?

– В Кара-Булуне.

– Вот зачем он туда ездит! — шепнула жена Хореку. Тот понимающе кивнул и, не давая захмелевшему гостю опомниться, спросил:

— Когда видел?

— Давно.

— А не врешь?

Чудурукпай обиделся:

— Зачем мне врать? — Он размазывал по щекам пьяные слезы. — Она сама меня на лодке через Улуг-Хем переправляла.

— У кого ты ее видел?

— У Аржаана.

Хорек мгновенно протрезвел.

— Есть такой старик у байкараларов. Знаю его.

— Есть, есть, брат! — расплылся в довольной улыбке Чудурукпай. — У него много дочерей.

— А где же сейчас твоя Анай-Кара?

Чудурукпай опять залился слезами:

— Исчезла! Ищу, ищу и найти не могу…

— А-а-а! — махнул рукой Хорек. — Сказки! Так не бывает, чтобы умерший человек ожил. — Он наклонился к жене: — Пьяную чушь несет!

— Я не пьяный! — Чудурукпай попытался встать, но не удержался на ногах. — Это не сказка.

Хорек похлопал его по плечу:

— Раз сам видел, — значит, видел. Держись, дунмам, за меня. Я тебя до любых чинов доведу.

— Не надо мне никаких чинов, — шмыгал носом Чудурукпай. — Мне бы только Анай-Кару найти.

— Найдем. Обязательно найдем! Я тебе помогу.

Встав на колени, Чудурукпйй потянулся к хозяину, обнял его, обслюнявил выбритую вокруг косы-кежеге голову Хорека. Тот ловко сменил разговор:

— Что это вы так рано кочевать надумали?

– Не знаю.

— Куда же твой отец барбы перетаскал?

Поспешил, поспешил чейзен! Как ни был пьян Чудурукпай, последние вопросы насторожили его.

— Не знаю… Ты что, акым, наши барбы считаешь? Хорек попытался отшутиться:

— Ох, хороша арака!

Пропустили еще по одной.

— Найди мне Анай-Кару, — снова канючил Чудурукпай. — Ничего для тебя не пожалею.

Теперь Хорек не промахнулся:

— Ничего мне от тебя не надо. Найду!

Пора было кончать игру. И без того с первого же раза Чудурукпай дал Хореку в руки такие козыри, о которых он и мечтать не мог.

Сын правителя окончательно опьянел. Хорек подсадил его на коня. На другого коня — свою Эрелзенму…

«Чем черт не шутит? — рассуждал он.— Может, и заглотит щука такого вкусненького червячка?..»



[1] Ширээ — столик.