Глава шестая

«Не ходи пешком — езди верхом, не ходи один — ходи с другом».

Лучше не скажешь!

Сколько можно сидеть одному в четырех стенах? Даже и в новом доме не усидишь. Время свое берет. Начал Соскар по аалам ездить. Забылось горе. Живому — живое. То в долину Улуг-Хема отправится, то в Оттук-Даш, а то и до оюннаров доберется — в Тал, в Кулузун.

И отец с матерью, и даже соседи радовались: может, по-другому у парня жизнь сложится…

Весной Соскар поле вспахал, просом засеял, дождался поры полива и только тогда уже откочевал на чайлаг вместе со стариками — к Чээнеку. В первый раз дом свой оставил. Но на летней стоянке видели его редко. Что-то зачастил он в Каак. По нескольку дней там пропадал. Явился как-то оттуда и выложил отцу с матерью:

— Я жениться решил.

— Хорошее дело, сынок, — обрадовалась Кежикма. — Любой человек, как бы трудно ему ни жилось, находит свое счастье. Ты же еще молодой.

— На чьей дочери хочешь жениться? — спросил Сульдем. — Как зовут твою невесту?

Как было не спросить об этом? Понимал Сульдем, что излишнее любопытство вроде и ни к чему. Был уже Соскар раз женат, снова собирается. Не мальчик — совета все равно не спросит, а дашь совет, так не послушает. Говорят же: не жить человеку без семьи, а скоту без травы… Но даже представить не мог Сульдем, что за вопрос он задал сыну.

Соскар ответил не сразу:

— Ончатпа ее зовут…

У Сульдема дух перехватило.

— На дочери Опая чалана женишься?!

— Оюннаровского чалана? — не поверила и Кежикма.

— Да, мама, того самого.

Не смог Сульдем сдержать насмешки:

— Твой Севээн-Орус тоже так бы поступил?

— И он бы на ней женился, отец, — твердо ответил Соскар.

— Мы же бедные араты.

— Ну и что?

— А твой брат Буян — красный партизан.

— Знаю, отец, что Буян на стороне бедных людей.

Старик, как за единственное средство, ухватился за трубку. Пока раскуривал, думал, что еще сыну сказать, как переубедить его.

— Мы не ровня Опаю. У него перьев на шапке больше, чем у нашего правителя.

— Он очень богатый человек. Это все знают. Что тут такого?

Втолковывать Соскару очевидные вещи было совершенно бесполезно, однако Сульдем все же сказал:

— Суровое время сейчас, сынок. Бедные и богатые хуже врагов стали.

— Беда какая!— пожал плечами Соскар.

— Большая беда, сынок. Оружие в ход пошло…

— Стрелять друг в друга вовсе не обязательно. Можно и без этого обойтись.

— Буян вернется, что скажет? — привел последний довод отец.

— Он скажет, что я прав.

Кежикма ушла от греха из юрты. Сульдем курил трубку за трубкой и бормотал:

— Мангыр чейзен… Опай чалан… Ончатпа… Чудурукпай… Как же ты о себе, о нас не подумал? Что-то будет теперь?

Соскар только усмехнулся.

Пригорюнились старики. Что скажут люди, когда узнают? Договорились: никому ни слова. Время покажет. Даже между собой и то чуть не шепотом о женитьбе Соскара говорить стали.

А Соскар ничего лучше не придумал — Саванды открылся. Тоже, если разобраться, правильно поступил: кому, как не старшему брату, сказать? Только не успел он и рта раскрыть, как Саванды понесло:

— Я могу, и Мухортый может! Я давно искал своим братишкам невест. Настал наш день, браток! Вот когда мы развернемся!

Уж и развернулся Саванды! Мухортого загонял, объезжая всех родственников, ближних и дальних, ни одного аала не пропустил. Ничем не гнушался, собирая подарки и гостинцы на свадьбу, а вернее сказать — на смотрины. Со свадьбой, говорил он, можно и не торопиться. Свадьба никуда не денется.

В Каак вместе с Соскаром поехал. Навьючили коней, набрали араки, мяса. Аалов в Кааке — что кочек на болоте. И тут Саванды ни одного не миновал. Нет, никуда он коня не подворачивал, а распевал во всю глотку, горячил своего Мухортого, такой шум поднимал, что всех собак в округе до хрипоты лаять заставил.

Оюннаровский чалан Опай имел только высокий чин, а властью облечен не был, и подчиненного сумона у него тоже не было. Можно сказать, считался он рядовым баем, и если что и выделяло его из числа других, таких же, так это — богатство.

Годы его перевалили через шестой десяток. Как распорядиться нажитым, в чьи руки передать скот? Будь время поспокойнее, Опай так бы не переживал. Но какой может быть покой, когда один слух обгоняет другой! У русских хувискаал — революция. Не только царя, всех баев про­гнали. Лишили их власти, чинов, званий, титулов, приви­легий… Голытьба верх взяла. Ладно бы за Саянами все это было. В Туве, того гляди, то же самое произойдет. По­говаривают, что араты отберут весь скот, все имущество баев. Тут не только Опай чалан сна лишился, — высоко­родный дядюшка его Ажикай бээзи места не находит. Но такие, как он, оказались разворотливее — обратили скот в золото и серебро. У них на этот счет немалый опыт. Они знают не один способ, не одну уловку и хитрость.

И все же нашел Опай чалан и для себя лазейку. Ловко он придумал! Начал с простыми аратами дружбу водить, даже с теми, кто красным партизанам помогал. Верно все рассчитал Опай. Власти у него никакой. Чаланский шарик на шапке не давал ему права даже на один удар шаагаем. И не Соскар нашел себе невесту. Опай чалан выбрал его в мужья своей дочери. Ончатпа же стала сговорчивей…

Будущего зятя и его беспутного старшего брата чалан принял со всем радушием и щедростью. Соскар, застенчивый по натуре, оробел в непривычной обстановке богатого аала. Саванды же будто всю жизнь тем только и занимался, что пировал со знатными людьми. Одетый в почти новый синий тон (где он его только взял!), Саванды держался с достоинством и против обыкновения язык не распускал. Без особых церемоний сразу приступил к делу.

– Так-то вот, дорогие сваты… Дети наши во всем равны. И годами, и…

Опай умело направил разговор по нужному пути:

— Соскар, говорят, новый дом построил?

— Хороший дом! — подхватил Саванды.— Я ему помог… Он у нас работящий парень, старательный.

По обычаю, жениху не полагалось вмешиваться без нужды в разговор старших, и Соскар помалкивал.

— Слыхал, слыхал я. Хвалят вашего брата за усердие, – согласился чалан и одарил Соскара благосклонным и доброжелательным взглядом. Парень ему нравился — крепко сбитый, сильный, не то что неженка Чудурукпай.

— Другого такого среди кыргысов не найти, — расплылся от похвал брату Саванды.— Мы все такие старательные, работящие. С детства. Я и…

Чуть не сболтнув любимую свою присказку, Саванды вовремя остановился. В кои-то веки выпало ему выступать в роли свата, быть почетным гостем у такого знатного, человека, как Опай чалан. Этот день, может быть, всю его судьбу перевернет! И кому какое дело, что у кого-то есть на шапке шарик, а у кого-то нет. У Саванды не то что шарика, пары штанов приличных никогда не бывало, а он женит своего брата и берет ему в жены красавицу из красавиц Ончатпу.  Придет время, и Опай чалан переступит порог юрты Саванды. Вот как! Усадит его Саванды на почетное место и станет угощать. Правда, посадить высокого гостя будет не на что. Войлочных ширтеков в семье Сульдема не нажили. Ничего! Не на голой земле будет сидеть чалан. Какая-нибудь подстилка да найдется. А уж курдюк-грудинку и араку Саванды всегда добудет. В конце концов, не это главное. В мире так устроено, что одни богатые, а другие бедные. И богатый Опай чалан, как гость, как близкая родня, переступит порог жалкой юрты Саванды.

До позднего вечера пировали братья у чалана. Довольнехонький, сытый и пьяный, завалился Саванды спать, а Соскар с Ончатпой уединились в ее белой, как яйцо турпана, юрте. Чем уж они там занимались,— одному бургану известно…

Самому Опаю и его жене не спалось.

— Отдадим весь скот в руки Сульдема, с чем сами останемся? Что с них возьмешь? — потихоньку спросила жена.

— Целее будет. Этот их хувискаал бедных не трогает. Поняла, жидкий мозг? И не болтай кому попало. Время такое…

Наутро Саванды уехал домой. Дорогой строил планы, как будет женить Хойлаар-оола. А там, глядишь, и Буяну жена понадобится.