Глава пятнадцатая

В теплое время года юрты двух руководителей – секретаря партячейки и председателя сумона – всегда стояли рядом, возле магазина, где всегда толчется народ, – удобно проводить собрания. А когда запоют кукушки, все аалы переезжают на чайлаг. Юрты располагают в местечке Устуу-Суг на Чээнеке. Неподалеку от них в небольшом доме устроят магазин.
   Зимой руководители сумона разъезжаются в разные стороны. Юрта Буяна располагается на краю села в местечке Анайлыг-Алаак[1], а юрта Чудурукпая – в местечке Чодураалыг-Алаак[2]. Зимовья их тоже находятся неподалеку, можно доехать, а можно и пешком добежать.
  Ребятишки Кары и Буяна подросли. Люльки им уже не нужны, и их бережно спрятали в кучу ненужных пока вещей. Обычай предков: люлька, из которой выросли дети, дороже всего. Отвязали от них медвежьи когти и повесили на стене за койкой. Анай-Кара называла своих малышей ийиспейлер[3]. И люди тоже. Но никто не слышал, чтобы Буян называл их двойняшками. Все видят: он только сына берет на руки.
   Kapа вернулась на работу в женсовет. Раньше то ли оттого, что не могла родить, то ли от зависти к другим женщинам, она была очень худой, лицо серое. После родов прежняя красота Анай-Кары вернулась. Щеки округлились, покрылись румянцем, белые зубы заблестели, в глазах заиграли искорки. Раньше тон висел на ней, словно мешок, теперь он плотно облегал ее округлившуюся, но стройную фигуру.
   Две няньки у двойняшек Кары: свекровь тетушка Кежикмаа и Чымчак-Сарыг. У обоих было много детей и большой жизненный опыт. Соберется Анай-Кара собрание проводить, оставит им детей, они и рады.
   Еще у Анай-Кары есть помощники: трое детей Чудурукпая, один мальчик, две девочки. Не хуже взрослых умеют управляться с малышами.
   Может, оттого, что Буян и Чудурукпай рядом живут, а Кара очень добрая, или потому что дети знают, что здесь их сестренку приютили, ребятишки Чудурукпая привязались к Анай-Каре, полюбили ее почти как мать. Кара сама потеряла мать в раннем детстве: знает, что такое сиротство. Так что и детей Чудурукпая не обделяла ни лаской, ни одеждой, ни едой.
   Об этом народ сумона знает. И Буян знает, а Чудурукпай – лучше всех. Двое руководителей никогда об этом не говорили, лишь переглядывались иногда.
   Женсовет, бывало, на несколько дней уезжает в арбаны и аалы, а как вернутся, Кара бежит в обе юрты: все ли в порядке у младших и старших?
   Схватит на руки двойняшек, ласкает, воркует:
   – Как вы поживали без меня, детки мои? Не голодали ли? Птички мои, двойняшки!
   И в мыслях женщины не было, чтобы ребятишек называть по-разному, дать понять, что они от разных матерей!
   Как только накормит двойняшек, переоденет в сухое, сразу же бежит в соседнюю юрту. Дети Чудурукпая выбегают ей навстречу. Поправляя их одежду, отмывая руки и лица от грязи, Кара приговаривает:
   – Что такое с вами? Ишь, какие руки холодные, как железо. Горяченькое вы ели сегодня? Идите в юрту.
   Сразу же над юртой закурится дымок. Аромат вареного мяса наполнит юрту. Польются разговоры и смех. Пустая и холодная пещера станет прежней юртой – с огнем, с едой, с детьми и хозяйкой.
   Дети все похожи, сытые или голодные. Один что-то нат­ворит, другой что-нибудь придумает, один порвет тон, другой обувь растопчет.
   Зажжет Кара лампу и начнет штопать одежки детям Чудурукпая, бывает, допоздна.
   Буян придет домой, увидит – нет жены, рассердится, придет в юрту к Чудурукпаю, ругается. Потом пожалеет жену:
   – Перестань, должен же человек когда-нибудь отдыхать, Кара. Очень устала ты.
   Анай-Кара отвечает:
   – Жалко мне их. Я ведь тоже росла сиротой.
   Буян аккуратно положит на сундук одежки, заштопанные женой, спрячет иголку и наперсток.
   – В следующий раз не сиди допоздна, все-таки ты мать, – ласково пожурит.
   Женсовет – не модное слово. Хлопот полон рот, работы много. Особенно в первые годы народной революции. Женщины были суеверными, неграмотными, неразвитыми. Врачей, фельдшеров не было. С женщинами разговоры разговаривать бесполезно, им обязательно нужен живой пример, а то никто ничему не поверит, никто ничему не научится.
   Из женщин всего сумона только Анай-Кара была грамотной. Хоть на самом деле училась поверхностно, наспех. Когда жила в Баян-Коле, научилась у Вали Губановой немного говорить по-русски – хлеба могла попросить. Знала русский алфавит. По монгольским газетам и сутрам Буяна кое-как научилась читать.
   Как только создали женсовет, объявили конкурс среди юрт за чистоту. Тут Кара одна не справилась бы. По предложению партячейки создали целую комиссию. Председателем стала член партии Кызылбай, членами – Соскармаа, Кавыйлык, Салчынмаа из Оттук-Даша, из Барыка – Дамбыр, Баазан, Чаданмаа, Соктаашпай, Кертикпен, Мандалбаа, из Сенека – Даргажик, из Барыка – Дарыймаа, Чолдайбан и другие.
   В Буянды Бай-Даг впервые приехали советские врачи – делать прививки против оспы. Заодно весь народ осматривали, особенно женщин.
   Анай-Кара сама поехала с врачами. Сначала объездили Оттук-Даш и Барык. Пошел слух, что врачи режут людей ножами, колют иголками, и испуганные женщины начали уводить детей в горы, прятать в пещерах.
   В местечке Даштыг-Кежик собрали на осмотр и прививки всех жителей аалов вместе с детьми. Увидев людей в белых халатах, малыши начали плакать. Никто не хотел ставить прививки своим детям.
   Анай-Кара первая подняла рукав и протянула руку врачам:
   – Нечего тут бояться. Просто поцарапают.
   Когда женщины увидели, что из царапинки показалась лишь капелька крови, постепенно утихомирились. В этом аале с горем пополам прививки поставили.
   В следующем аале Анай-Кара опять дала себе поцарапать руку. И в следующем. Суеверным людям нужен пример.
   Пришло известие, что в одном из аалов тяжело больна маленькая девочка. Врачи поспешили туда. Ребенку хотели измерить температуру, но мать не дала даже подойти к ней. Kapa показала, как надо держать под мышкой градусник.
   Это ничего, но ребенку нужно было поставить укол. Опять пример показала Анай-Кара, в первую очередь укол поставили ей. Таким образом, председателю женсовета раз двадцать за два дня сделали прививку и шесть раз поставили уколы. Если бы понадобилась операция, то Каре пришлось бы лечь под нож.
   Назавтра врачей повела Даргыжык, ей тоже царапали руку и ставали уколы. Потом пришла очередь Дарыймы. И ей досталось.
   Зато потом женщины, прятавшие детей в пещерах, сами приходили к врачам за помощью. Советские специалисты посоветовали открыть в постоянный медпункт.
   Объезжая с врачами аалы, члены женсовета поняли, как много вопросов у них не решено. Нужно было срочно поговорить со всеми женщинами сумона. Не по юртам же ездить – нужно собрание. Кара сообщила об этом Буяну и Чудурукпаю. Те поддержали ее. Решили, что большое собрание женщин сумона Буянды Бай-Даг проведут на чайлаге Ооден-Шол, где много аалов.
   В один безоблачный летний день на Ооден-Шол устремились женщины, девушки, девочки в шелковых тонах, на гнедых лошадях. Из Чээнека, Каъка, Ажыг-Кара, Хондергея, Бижээчи, Улуг-Кежига, Шивилиг-Адыра, Чыланныг-Оймака, Кок-Оймака.
   Хоть и середина лета, но на Ооден-Шоле прохладно. Вот и куполообразные вершины горного хребта Барык-Бажы. Черные кедры, зеленые ели. Из травы выглядывают цветы. Слышится голос кукушки.
   На том месте, где будет проходить собрание, сделан новый навес. Лиственницы срублены одинаково и сложены в ряды, чтобы люди на них сидели. Все вдыхают запах смолы и древесного сока. Красные флаги развеваются на ветру. На каждой женщине красный платочек. При виде всего этого душа наполняется радостью. Праздник, светлый день!
   В полдень народ уместился под навесом на пригорке, где прохладней. Собрание открыла председатель женсовета и предоставила слово секретарю партячейки. Люди захлопали в ладоши. Это были новые правила, будто игра для взрослых: поднимать руки, хлопать в ладоши, и люди сразу же привыкли к ним.
   Буян долго говорил о том, что в результате народной революции в Танды-Туве араты отстояли равные права между мужчиной и женщиной. Анай-Кара рассказала о работе женсовета.
   – После перерыва будут выступления, – объявила председатель собрания Кызылбай.
   Перерыв был недолгим. Никто не хотел выходить из-под навеса. Выступлений и предложений не было. Народ молчал.
   – Еще раз сделаем перерыв, чтобы подумать? – удивленно спросила Кызылбай.
   – Можно слово сказать, даргалары? – с заднего ряда встала полная женщина. – Вопрос это или предложение, не знаю. Революция совершилась, это замечательно. Сказали, что женщины теперь имеют равные права с мужчинами, только что об этом супруги Буян и Анай-Кара сказали, это радостно слышать. А вот идут слухи, что женщин соберут в одно место, а мужчин отделят как козлов-производителей, дети и посуда будут общими, это правда или нет, даргалары?
   Женщина села.
   Все засмеялись.
   – Ну, это не дело, – проворчал Буян. – Мы же спрашивали, будут ли дельные вопросы, а это что такое?
   – Если уж так получилось, отвечу, – встала Анай-Кара, потуже затянув пояс шелкового халата. – Пустые слова, тетушка. Люди не животные. Никогда такого не будет. Кто такие слухи распускает?
   Та же женщина встала и сказала:
   – Кто знает людей, кто сосчитает муравьев? В аалах так судачат. Мне-то, старому человеку это нипочем, а вот молодым девушкам будет тяжело, думаю. Если мужчин будут держать в загонах отдельно, они станут хуже козлов-баранов, дети мои? Даже мой старик не выдержит, все равно порвет путы.
   Люди опять засмеялись.
   Встала молодая женщина:
   – Приезжали русские врачи, они говорили, что нельзя обмениваться трубками во время курения. Некоторые, войдя в юрту, сразу же суют свою трубку. Что делать?
   Кызылбай сразу же ответила:
   – Не прикасаться. Или взять и отдать обратно.
   Потом вопросы посыпались со всех сторон. Отвечали Буян и Чудурукпай, Анай-Кара и Кызылбай.
   – Могут ли стать сватами феодалы и бедные араты?
   – Почему бы и нет, все люди.
   – Если бедный арат разбогатеет, то станет феодалом?
   – Нет.
   – В некоторых аалах не отделяют козлов и баранов, оставляют их, затем козы приносят детенышей. Что делать?
   – Об этом надо сообщить председателю комиссии по производителям Саванды.
   – Есть люди, которые пьют, не дают спать детям, всю ночь дебоширят, почему их не утихомирят?
   – Мы об этом сообщим председателю комиссии по борьбе со скандалами.
   Тут встала молодая женщина и начала кривляться, помахивая подолом синего шелкового халата, прикрывая рукавом лицо.
   – Что хотела сказать, быстрее.
   – А даргалары не рассердятся?
   – Не рассердятся.
   – Правда, что у председателя женсовета два мужа?
   Смех затих, люди замолчали, затаили дыхание. По небу плыла черная туча. Под навесом пела трясугозка, видно, у нее птенчики где-то недалеко. Она прилетела с кузнечиком в клюве и не могла залететь в гнездо: боялась людей.
Неловкое молчание прервала Кызылбай:
   – Мы просили, чтобы выступали не только с вопросами, но и с предложениями. Пока слышали только вопросы. У кого есть предложения?  На любом собрании нужно соблюдать правила.
   Чудурукпай опустил голову, Буян тоже застыл.
   – Не имею я двоих мужей! – увидев смущение мужчин, резко вскочила Кара. – Росла я сиротой. Никогда не видела ласковых глаз матери, не трогала мягких рук ее. Познала муки сиротства. Поэтому не могу смотреть спокойно, когда рядом маленькие дети-сироты, как птенчики. Я мать. Я не могу делить детей: эти мои, эти твои. Это правда, я из жалости взяла новорожденного, когда умерла его мать, жена председателя сумона Чудурукпая. Об этом знает и муж, и Чудурукпай, и весь народ. А вы, наверное, безжалостные…
   Кара больше ничего не смогла сказать, она захлебнулась, словно в горле что-то застряло, села и вытерла кончиком красного платка слезы.
   Только трясогузка нарушала мертвую тишину. Под навесом несколько женщин сочувственно вздыхали, у них самих дети мал-мала меньше.
   Народ зашевелился.
   Вновь встала старая женщина, которая первая задала вопрос:
   – Я ведь спросила не просто так, для забавы. Вот на Доспанму посмотрите: низко опустила голову, лицо у нее всегда синее, словно печень. Что за муж у нее? Почему он все время колотит жену, будто она из твердой кожи? Доспанмаа, почему даешь себя в обиду? У нас теперь равные права с мужчинами. Почему бы нам не начать бить своих мужей?! Настало время взять власть в свои руки. Доспанмаа, выше держи голову, повязанную красной косынкой, которую дала революция! Твоего мужа надо привести в порядок с помощью власти или самому посадить синяк. Может, я тебе помогу?
   Вскочила жена Саванды Чымчак-Сарыг и начала болтать, как муж:
   – Всю жизнь я одна промучилась, все время одна работаю. Когда ваш Саванды будет воспитывать своих детей? Мужики в Барыке всегда такие! У бабы не четыре руки и не четыре ноги, когда она все успеет? Саванды то в партизаны подался, то воюет с сусликами и козлами. Таких как Саванды, породистых, надо отделить как производителей. Я не коза и каждый год не могу рожать двойняшек, и как женщина должна отдыхать.
   Под навесом зашумели:
   – Тетушка Чымчак правильно говорит!
   – И впрямь мужиков надо отделять!
   После речи Чымчак-Сарыг предложения потекли, словно убрали препятствие из канала. Ничего не пропустили, от семьи до хозяйства.
   Несколько раз делали перерыв. Еду прямо под навесом раздавали мужчины. Такой привилегии женщины никогда не видели, такое лакомство революции досталось им в первый раз. Сладким показалось им это угощение.
   Собрание было бурным, много говорили, без утайки, начистоту и в конце концов приняли постановление:
  «1. Защищать материнство и детство – это значит принимать меры к тем, кто не занимается воспитанием детей, бьют жен и пьют араку. Надо браться за те работы, которых не было раньше в нашей стране.
   2. Маленьких детей разделить на группы и проводить с ними подвижные игры.
   3. Женсовету и другим представителям женщин широко знакомить народ с пользой советского лечения.
   4. Не применять при родах приспособление для подтягивания по тибетской медицине.
   5. Новорожденных пеленать в чистые ткани.
   6. До шести месяцев ребенка кормить только грудью матери.
   7. Беременным женщинам ходить на медосмотр через 2–3 месяца.
   8. Во время курения нельзя меняться трубками.
   9. Мужчин, у которых жены каждый год рожают, отправлять на долгосрочные работы, такие, как добыча золота, заготовка кор­мов, гашение угля, перевозка грузов издалека».
   После следующего перерыва награждали ценными подарками женщин, которые хорошо воспитывают детей. Многим женщинам дали пеленки для младенцев, отрезы шелка, чесучи, далембы, целые плитки чая, фарфоровые пиалы. Жену Саванды Чымчак-Сарыг наградили большим куском шелка – на целый халат. Это все новые обычаи! Настроение женщин поднялось.
   После собрания самодеятельные артисты устроили интересную игру – спектакль. Показали, как чиновники унижали женщин, били аратов. В конце пьесы вооруженные араты отобрали шапки у чиновников, оторвали с них чинзе, растоптали, а самих чиновников выгнали. Развевались красные флаги.
   Собравшиеся долго хлопали артистам и кричали:
   – Так им и надо!
   – Да здравствует народная революция!
   Буян запел любимую песню, и все подхватили:
Весь мир насилья мы разрушим
до основанья, а затем …




[1]  Козья поляна (тув).

[2] Черемуховая поляна (тув).

[3] Двойняшки (тув).