Как подчиниться судьбе?

Но чудес не бывает. Маленький мальчик так и не прозрел.
Страшная судьба. Она может сгубить не только ребёнка, но и сильного взрослого человека. Но постепенно Шораан стал понимать, что от холода замерзаешь, а огонь жжется и его лучше обходить стороной: ведь из пяти даров, данных человеку, четыре у мальчика были в порядке.
Подходя к горячей печке, он сначала протягивал к ней руки, а потом обходил ее. Если слышал рычание злой собаки, резко прикрикивал на нёё: “Сок!”. Шораан постепенно учился самостоятельности.
Видно, его манил из юрты весенний воздух, напоенный запахом первых цветов, и он стал настойчиво проситься на улицу: протянет руки вперед и идет, покачиваясь, к двери. Мать хочет ему помочь, но отец всегда останавливает её: пусть учится сам.
Однажды Шораан, стоя возле юрты, с интересом прислушивался к жужжанию весенней мухи. Тут муха села ему на руку. Стало щекотно, он засмеялся и позвал мать:
— Мама, зюзит, на моей руке пасется!
— Ишь, муха какая проказница, хлопни по ней, сынок, — говорит Чакыймаа, доя овцу.
– Мама, ты доишь Дывылар-Сарыг? Дай, я ягненка за голову придержу.
– Ну, иди тогда ко мне, мой щеночек. Подержи ягненка, он у нас толстенький, а я еще немного подою.
Мать дала ему придержать сосавшего ягненка, Шораан обхватил его за шею и держал крепко-крепко. Ему очень нравилось, как ягненок помахивает хвостиком. Он то и дело подставлял босую ногу к его шелковистому хвосту:
— Какой мягкий, мама! — и смеется.
В отаре был один бодучий козел. “Все-таки животное, кто знает, может и на человека накинуться”, — подумав так, Багыр променял его на кастрированного козла из соседнего аала.
Шораану исполнилось шесть лет. Просыпаясь каждое утро, он слышал на улице звуки дойки: “Саар-саар”. “Это мама доит корову”, — догадывался он. А звук “чыым-чыым” — чириканье воробьев.
Воробьев Шораан приметил, еще когда ему было четыре года, и спросил отца:
— Папа, а что это такое слышится: “Чыым-чыым?”
—А это над нами на лиственнице, сынок. Это, наверное, птички, воробьи-синички. Они такие маленькие, как твой кулачок. Увидят мух, муравьев и кричит: “Чийн-чийн” — “Съем-съем”.
Шораан вспомнил слова отца. Если мама доит корову, значит, сейчас утро. А потом долго-долго стоит тишина – до самого вечера. Вечером коровы пережевывают траву, которую съели за день. Они пыхтят от сытости, звучно дышат: “Шу-шу”!
Ну, а теперь надо вставать и завтракать. А потом теленка на пастбище проводить.
Шораан был подвижным, как маленькая рыбка. То и дело видишь его, играющего у реки. Дорогу туда он находит по звуку течения.
Если прислушаться к природе, сразу поймешь: все имеет свое дыхание, свой звук. На пути к реке много кольев для привязи лошадей. Кольев Шораан остерегался. Чтобы не запнуться, он внимательно прислушивался к дыханию безрогого бычка Донгур-Кека. Его протянутые руки всегда без промашки касались шеи бычка. “Донгур-Кек, маленький бычок”, — так он его ласкал.
Справа от того места, куда ходят по воду, растут ивы. Шораан, трогая своей палочкой эти ивы, под звук их шороха добирался до берега. Его встречали и останавливали шумные воды Чинге. Есть у него там любимое место – камень, расположенный уступом на берегу. На утренней заре и на закате неописуемо красивы речные перекаты. Золотистая рябь, словно величаясь своей красотой, шуршит и перекатывается через камни. Малыш, хоть и не мог видеть всего этого, вслушивался в чистую мелодию реки, ощущал ее быстрое течение ногами, опущенными в воду, и рос, наслаждаясь красотой своего родного края.
Потом он стал проситься погонять телят.
— Ну кто так торопится работать? Вот вырастешь – будем трудиться вместе, сынок, — с такими словами Багыр подвязал на шею Денгур-Кека колокольчик.
“Дын-н, дын-н, — я тут, ищи-ищи, сюда-сюда! — этот звон уводил Шораана за телятами. Прислушиваясь к колокольчику, он отгонял телят довольно далеко, на верхнюю поляну.
Судьба не смогла полностью сломить в мальчике то, что предназначено мужчине. Уже к осени Шораан стал ездить верхом на безрогом бычке по открытой поляне. Этому его научили друзья из соседних аалов. Они водили его и теленка за бурундуками, и на рыбалку, и по грибы — дар Танды на угощение. Мальчишки всегда соблюдали правило охотников — всю добычу делить поровну. Они провожали Шораана до юрты и отдавали его долю.
Слепой мальчик в одной руке держал прутик с нанизанными хариусами, а другой рукой, шурша, нащупывал дверь юрты. Мать, курившая трубку, восклицала:
— Поок! Бедный мой сынок рыбы принес. Давай я тебе ее пожарю.
Мужчине нужно только через порог переступить, и добыча сама ему в рот идет — так говорят.
Полдень наступает, когда, заглядывая в юрту, солнце задевает подушки кровати. Это время самого зноя: собака, высунув язык, лежит в тени. В юрте никого не остается, кроме стариков, пьющих чай.
На речке напротив стойбища Багыров есть местечко с песчаным дном, очень удобное для купания. Вся соседская ребятня собирается там. Купающихся и загорающих — словно красных муравьев.
— Шораан, тебя научить плавать?
— Конечно, научи! Пожалуйста!
— Давай сюда руки, иди, иди! Нужно сначала забрести поглубже. А теперь расправь руки в стороны, потом выкинь их вперед и разгребай, и ногами отталкивай воду. Погоди, я тебя буду придерживать за пояс. Вот-вот! Греби, греби!
Есть ли еще такой добрый мальчик, как Сотпа? Всех пацанов, живущих у Чинге, плавать выучил. А теперь Шораана учит. Он – младший брат матери Шораана, значит, самому Шораану приходится дядей. Но поскольку Сотпа всего на четыре года старше своего племянника, то Шораан по привычке называет его братом.
— Ого, вот ты уже немного плывешь. А теперь позови меня издалека. Я до тебя сам доплыву. Не уходи далеко, там есть воронка, справа. Слушай меня! Сюда-сюда, молодец!
— Брат, я вот так разгребаю руками и не тону.
— Вот, молодец! А теперь надо научиться правильно работать ногами, и станет еще легче.
— Можно нырнуть?
— Нет-нет! Головой о камень ударишься.
Мальчики, до посинения замерзшие в воде, выбегали на горячий песок. Какое удовольствие, когда он, пощипывая, обжигает замерзшее тело! А стоит появиться маленькой тучке, как вся ребятня в один голос начинала кричать:
Черная туча, уходи!
Солнышко, выгляни!
Черная туча, уходи!
Солнышко, выгляни!
— Хорошо, что солнышко греет человека, правда? — начал разговор Шораан.
— А туча какая?
— Не знаю. Наверное, плохая. Говорят, черная?
— Черная — это цвет.
— Я этого не понимаю.
— Туча закрывает солнце. Потом начинается ветер, потом дождь. Плохо!
“Я этого не понимаю”, — нелегко Шораану произносить эти слова. Чему радоваться, если не видишь «синего» неба, «алого» заката, «зеленых» полян, «пестрых» цветов, «чёрной» тучи? Голос его дрогнул. Мальчишки, лежавшие рядом, на время приумолкли. За время молчания Шораан четко услышал жужжание пролетевшей мимо него мухи. Он махнул рукой и поймал ее. Мальчишки удивились:
— Как ты ее ловко поймал, Шораан!
— Пока она жужжала, я и поймал.
Друзья понимали, что человек, который не видит глазами, общается с миром, только слыша его. Поэтому они то и дело затевали игру в “кошки-мышки”.
— Шора-ан, ку-ку!
Шораан знал по голосу каждую “мышь”, знал по шороху, как она ходит. Проходило совсем немного времени, — и он, торжествуя, ловил прятавшегося от него мальчишку.
Игру, которая называлась “Слепой черт”, друзья, чтобы не обидеть Шораана, назвали “Хромая ведьма”. На протяжении всей игры не прекращался смех. Но и во время игры случаются оплошности. То Шораан нечаянно наткнется на кого-нибудь и они стукнутся лбами, то его вгорячах обзовут слепым. Тем, кто не умел сдерживать язык, Сотпа давал подзатыльник:
— А у тебя где глаза, сам куда смотрел?