Глава четырнадцатая

…В юрту табунщика Когела завернул старый его приятель Хаспажик. Был он не один. С ним приехал плотный коренастый незнакомец средних лет. Когел обратил внимание на его умные, словно насквозь видящие глаза.

– Это  наш  друг,— представил  его  Хаспажик. — Тараачы…

– В Хемчике араты восстали против белых, — сказал Тараачы. — Им надо помочь. Но недостает оружия.

— Оружия, говоришь? — Когел на минуту задумался. — Этого добра в Барыке хватает. В свое время много при­прятали и сейчас кое-чем разжились. Про это Онзулак

знает.

– Онзулак — надежный человек, — заметил Хаспажик. — На него можно положиться.

Когел продолжал:

– В Ийи-Тале и Хайыракане араты тоже отобрали оружие у белых. Ими Чульдум командует. Слышал я, что они спрятали винтовки и пулеметы в пещерах Улуг-Хая.

— Где Онзулак? — перебил его Тараачы.

— В Усть-Барыке.

— Не будем терять времени.

К вечеру они втроем были у Онзулака. И тут разговор был короткий.

— Много людей нам не потребуется, — сказал Тараачы. — Вам самим каждый человек нужен будет. Борьба только начинается.

Четыре парня на подводах доставили из потайных мест винтовки и патроны. Одного из них Онзулак подвел к Тараачы.

— Он довезет куда надо. Все дороги знает.

— Буян! — узнал парня Хаспажик.

— Да.

— Ну и вымахал!

Где только ни прятал Буяна от глаз и ушей Мангыра чейзена Онзулак. Теперь можно было с легким сердцем отпустить его к верным людям.

Доволен был и Тараачы: на такую щедрую помощь оружием он, признаться, и не рассчитывал. Теперь его удальцы могли не на словах, а на деле поддержать восставших аратов Шеми. Силы их  крепли день ото дня.

Отряды из Овюра вступили в Чадан. Араты Монгун-Тайги и Бай-Тайги через Барык вышли в долину Хемчика. Располагая теперь немалыми силами, они разгромили сторожевые посты белых в Чыргаке и Шеми.

Комиссар Турчанинов, которого прозвали маленьким Колчаком, доносил в Омск: «Кайгал Тараачы объединил разрозненные силы мятежников. Положение в Урянхае осложняется».

Первые значительные успехи отрядов тувинских патриотов озлобили белогвардейцев. Они жестоко мстили аратам, расстреливали стариков и детей, сжигали живьем прямо в юртах. Никого, однако, это уже не могло запугать. Все больше и больше аратов вставало в ряды восставших. Под Кызыл-Мажалыком белогвардейцы оказали сильное сопротивление отряду Тараачы.

Это был первый бой, в котором участвовал Буян. Стрельба оглушила его. Он растерялся. Только что рядом с ним шли в атаку товарищи. И вдруг — никого! Кто-то лежит впереди, слева, справа — не разберешь. А вокруг свистят пули. Упал на землю и Буян, ему так стало страшно, что он даже глаза зажмурил.

— Стреляй! Стреляй же! — кричал кто-то.

Он неловко выставил перед собой винтовку, передернул затвор.

— Разве так стреляют! — рядом с ним очутился Тараачы.

— Ой! — обрадовался Буян и стал подниматься. — Брат!..

— Ложись! — сильная рука придавила его к земле. — С ума сошел? Дай ружье!

Он отполз чуть в сторону, в неглубокую канавку и махнул Буяну, чтобы тот следовал за ним. Улегся поудобнее, так, что небольшой бугорок над канавой прикрыл его. Положил на этот бугорок винтовку, убедился, что Буян рядом. Действовал Тараачы не спеша, неторопливо. Это его спокойствие передалось и Буяну.

Тараачы оперся щекой о приклад, прищурил левый глаз, затаил дыхание. Возле крайней избы показался белогвар­деец. Раздался выстрел. Бежавший словно споткнулся. Сделал еще два-три шага и упал.

— Понял? — Тараачы протянул винтовку Буяну, — Главное: не суетись. Зря патроны не трать. И не трусь.

Буян послушно кивнул. Казалось, все теперь ему ясно и понятно. Но стоило старшему товарищу удалиться, как его снова сковал страх. И звуки выстрелов будто громче, стали, и голова сама собой втягивалась в плечи, и винтовка; дрожала в руках.

— Вперед! — подал команду Тараачы и, вскочив, побежал к деревне.

«Вот отчаянный! — восхитился Буян. — Такого никакая пуля не возьмет!»

Один за другим поднимались араты, устремляясь за своим командиром. Буян тоже вскочил, догнал идущих в атаку товарищей.

…Атака не удалась. Отряду Тараачы пришлось отойти.

Через два дня Тараачы снова повел аратов на Кызыл-Мажалык. Деревня оказалась пустой. На этот раз бело­гвардейцы предпочли уклониться от боя. Взяв Кызыл-Мажалык, араты осмелели и с ходу, не задерживаясь, погнались за отступившими белыми. Настигли их у Шеми.

Перед самым концом скоротечного боя в районе Шеми к вожаку повстанцев Тараачы привели взятого в плен русского. Под ним убили коня, и ему ничего не оставалось, как поднять вверх руки.

Задержанный, к удивлению аратов, не был солдатом. В простой крестьянской одежде, хотя и добротной, с густой рыжей бородой, он хорошо говорил по-тувински, держался просто и без опаски. Это располагало к нему. Пленный назвался крестьянином из Усть-Барыка. Как оказался в Шеми? Прослышал, что места тут богатые, решил своими глазами поглядеть, да неудачное время выбрал… В самую заваруху попал.

— У нас же парень барыкский есть! — вспомнил Та­раачы. — Позовите-ка его.

Буян тут же явился. Кто, интересно, из земляков оказал­ся здесь? Может, знакомый?

— Севээн Лукич?!

— Буян? — удивился и Домогацких. — Что ты тут делаешь?

Тот промолчал, и Семен Лукич не стал допытываться, сам пустился в объяснения:

— Одни у меня дела — пашни да пастбища… Что еще? Кто-кто, а ты мои заботы знаешь…

— Это точно, что он крестьянин? — спросил Тараачы.

Семен Лукич так доверчиво и чуть жалостливо смотрел на Буяна, что тот замешкался с ответом.

– Да, крестьянин… Я у него батраком был. И брат тоже.

– Батраком? — Тараачы  покачал головой.

— Может, торгаш? Богатый?

Судьба Домогацких, его жизнь зависели теперь от Буяна, что сказать? «Хороший он или плохой? — думал Буян. — Работу нам с Соскаром давал… Не стоит, наверно, ему злом платить…»

– Немножко торгует… — неуверенно произнес он. — Но больше хлеб сеет.

– Почему ты оказался вместе с белыми? — спросил Тараачы.

Семен Лукич развел руками, попытался улыбнуться:

–  Ехал я… А тут стрельба началась. И сам перепугался, и конь понес… Смотрю, казаки скачут. Я за ними: русские все-таки… Кто, куда — не разобрался… Жизнь дороже… Теперь вот…

Тараачы обвел взглядом аратов:

— Что будем делать с ним?

Никто не решался вынести приговор. Буяну стало жалко Севээн-Оруса.

— Братья! Он же простой человек…

Тараачы поддержал его:

— Мы не звери. Раз это крестьянин, пусть идет своей дорогой.

Семену Лукичу дали коня. Посоветовали:

— В Чадан не езди. Там белые.

— Что вы!— Домогацких словно напугался. — Чего я в Чадане не видел? Я его стороной объеду. Через Сесеге подамся. И так еле ноги унес.

— Передайте моим родителям и братьям, что я жив-здоров, — попросил Буян. — Скажите, что скоро домой вернусь.

Слишком поздно узнали араты, что своим появлением в Шеми спугнули крупный отряд казаков, прибывший с комиссаром Турчаниновым. Именно комиссар, захваченный врасплох нападением аратов, приказал уклониться от боя и отойти. Пришедшее пополнение заметно изменило соотношение сил. Против хорошо обученных вооруженных солдат идти напролом было бессмысленно.

Решили оставаться в Шеми, заставить белых самих начать действия, напасть на них из засады, а уж тогда по­смотреть, чья возьмет.

Оборону заняли на горе Мойналык. Это было самое удобное место, с которого просматривалась и прострелива­лась вся дорога. Надежное укрытие за скалами позволяло малыми силами противостоять превосходящему противнику.

Вскоре белые начали наступление, и расчеты Тараачы оправдались. Другого пути на Шеми не было, и казаки попали под мощный обстрел аратов. Тараачы, взобравшись на камень, оглядывал поле боя, подсказывал, куда стрелять.

Небо заволокло тучами, начал накрапывать дождь. Буян, лежа за камнем, отчетливо видел, как там, внизу, на дороге метались в панике всадники, как, не в состоянии продвинуться вперед, стали поворачивать коней и обращаться в бегство. Он не поверил глазам своим, когда среди отступавших увидел… рыжебородого Семена Лукича. Нет, он не обознался! Домогацких остановил коня, поднял винтовку, прицелился…

— Севээн Луки-и-ич!— закричал Буян.

И тут заметил, что стоявший на камне Тараачы стал медленно оседать…

Домогацких уже догонял казаков. Буян выстрелил ему вслед, но промахнулся. Не думая об опасности — белые не прекратили огня, — бросился к Тараачы.

Скользя по мокрым от дождя камням, Буян подбежал к лежавшему навзничь кайгалу, опустился рядом с ним на колени.

— Брат Тараа, что с тобой?

Как проклинал себя Буян! Ведь это он — он! — виноват в смерти Тараачы. Это он убедил всех, что Домогацких не враг, а простой крестьянин, что надо его отпустить… Ему поверили… И вот — нет больше Тараачы, удалого кайгала…

«Змея пестра снаружи, человек — внутри». Разве не знал он, каков Севээн-Орус? Нашел, кого пожалеть. Приветы с ним посылал!

Араты взяли тело Тараачы на руки и, подняв над собою, понесли с горы. За ними, опустив голову, шел конь кайгала.

Даже самому себе не смог бы объяснить Семен Лукич, как это случилось. За казачьей сотней Турчанинова, направившейся на подавление восстания аратов, увязался не он один. «Маленький Колчак» сумел пробудить воинственный пыл у нескольких торговцев и богатых русских поселенцев, уверить их, что одним разом будет покончено со всеми бунтовщиками.

Домогацких поехал с Турчаниновым, вовсе не предполагая, что ввяжется в драку. Увидев, как в Шеми араты жгли усадьбы, как — по привычке — растаскивали товары из лавок, Семен Лукич озлобился. Не это ли ждало и его? И тут под ним застрелили коня. Сколько страху натерпелся, сколько унижения принял, захваченный в плен… Его жизнь зависела от собственного батрачонка… Вот уж послал бог дурака во спасение!

От Шеми Домогацких следовал с казачьей сотней, охва­ченный жаждой мести.

И все-таки стрелял он зря. Надо же было ему прихлопнуть прогремевшего на всю Туву кайгала Тараачы! «Маленький Колчак» посулил ему за это орден от верховного правителя. На черта ему орден! Ноги бы’ поскорее унести из Тувы…

Лихой поход Турчанинова провалился. Мятеж аратов не только не был подавлен, он ширился, охватывая по­степенно весь Урянхайский край. Отряды повстанцев росли. Белым пришлось оставить Чадан. Араты продолжали теснить их к Чаа-Холю и Шагонару.

Турчанинов доносил в Омск о «временном отступлении» в связи с нехваткой оружия и боеприпасов. Положение, однако, не менялось. Точнее, оно с каждым днем становилось все хуже и хуже.

И отряд комиссара по делам Урянхайского края, и другие отряды белых стягивались к Белоцарску. Хемчик был ими безвозвратно потерян. В хошунах салчаков и оюннаров хозяевами становились араты.

Подкрепления из Омска, на которое рассчитывал Турчанинов, не было. Войска верховного правителя, зажатые в тиски наступающими частями Красной Армии и соедине­ниями сибирских партизан, сами были накануне полного разгрома. Все упорнее распространялись слухи, что в Туву движется партизанская армия Щетинкина и  Кравченко.

Турчанинов решил бежать за Саяны.

После случившегося на горе Мойналык под Шеми судьба крепко связала Семена Лукича Домогацких с «маленьким Колчаком»: у Севээн-Оруса другого пути тоже не было. Он так и заявил Турчанинову:

— Я теперь, господин комиссар, одной веревочкой с вами связан.

— Благодарю за доверие. А что намерены делать с домом, с хозяйством?

Семен Лукич потемнел:

— Своими руками… Камня на камне…

Можно было не сомневаться в искренности его слов.

Изрядно поредевшая казачья сотня спешила в Белоцарск, где Турчанинова ожидали более важные и тревожные дела.

…Над долиной Барыка сгустились сумерки. Время было еще не позднее, однако все вокруг словно вымерло.

— Я вас долго не задержу,— сказал Семен Лукич комиссару. Ему и в самом деле не требовалось много времени. Скот был распродан загодя, а оставшийся он и в расчет не принимал — чем-то нужно пожертвовать. Запасы пуш­нины он тоже успел продать. По весне Семен Лукич изрядно сократил пашню, засеял лишь несколько небольших полян. Так что все движимое и недвижимое имущество Домогац­ких уместилось в железном сундучке с хитрым запором.

Серафима Мокеевна все поняла с полуслова и ждать себя не заставила. Прихватили самое необходимое, упрятали в передке брички заветный сундучок, туда же сунули обрез и выехали со двора. Без сожаления оставлял Домогацких все, чем дорожил столько лет, что наживал, копил, берег… Он обежал вокруг дома, облил стены керосином, чиркнул спичкой. Сухие смолистые бревна тут же вспыхнули.

— Что случилось? — из землянок и избушек выскочили батраки.

— Урянхайцы напали! — Семен Лукич метался по двору. — Забирайте ребятишек, бегите в лес, пока всех не перебили.

Люди, уставшие от постоянной тревоги, поддались панике. Поднялась суматоха.

Домогацких запалил стог сена и стал разбрасывать вилами горящие охапки по амбарам и избам. Пожар охватил все подворье. Кони быстро домчали к перекрестку, где ждал Турчанинов с казаками.

— Молодец! — похвалил комиссар Семена Лукича. — Ничего после себя не оставил.

Ехали, не останавливаясь, до перевала Чеди-Сан. Там сделали короткий привал. Домогацких вылез из брички. В долине Усть-Барыка было светло, как днем. Пламя пожара высветлило даже горы на другом берегу Улуг-Хема.

— Жалко? — подошел к нему Турчанинов. Семен Лукич лишь пожал плечами.