Глава шестнадцатая
Первый дом, что сгорел от пожара, помогали строить Соскару соседи. Кто бревна тесал, кто сруб поднимать подсоблял. Даже проезжие, заинтересовавшись необычным делом, слезали с коней и не прочь были топор в руках подержать. Всем было любопытно.
Теперь люди с опаской смотрели на штабеля бревен, лежавшие на месте сгоревшего дома.
– Быть беде. Или с самим Соскаром, или со стариками его что случится…
И когда сын Сульдема принялся возводить новые стены, ни один человек не поддержал его, не пришел помочь. А дом вырастал на том же самом месте. И забор тоже. Прямо по старым меткам.
Работали только Соскар с Хойлаар-оолом. Молча, неистово. Лишь Саванды крутился возле них да языком, как всегда, молол:
— Как в сказке дом построим. Его ни вода, ни огонь не возьмут. Мухортый мой смог бревна перетаскать. Я тоже…
Сульдем отступился от сыновей, хотя затея Соскара была ему не по душе. А что он мог? Слово строгое сказал — не послушали. Лес на его же коне возили.
Совсем удивил Сульдем соседей, когда по весне отказался откочевывать на прежнюю стоянку, а поставил юрту поблизости от бревен для новой избы.
— Однако с ума сошел старик — говорили про него — Неужели не понимает: плохо это кончится.
А разве не убеждал Сульдем Соскара почти теми же словами? Разве не доказывал, что нельзя нарушать обычаи? Убеждал и доказывал, и сын соглашался, что нельзя обычаи нарушать, а делал по-своему.
И не только Сульдем не стал кочевать. Хурбе тоже рядом с ним поселился. Одной ногой шагнули — вторую приставили: оба старика взялись помогать Соскару. Стены рубили, пол и потолок настилали, ограду ставили. Осенью, когда возвратились аалы, новый дом Соскара был готов.
Два года прошло, как случился пожар и сгорела жена Соскара. Сгладилось понемногу горе, забываться стало. За все время ни разу об этом с сыном Сульдем не говорил, а тут решил, что можно теперь.
— Ты еще молодой, сынок. Что ушло — то ушло, не вернешь… Сколько будешь один мучиться? С кем поговоришь? Кто тебе чай сварит? Надо бы тебе подругу жизни найти.
Соскар отмолчался.
У старика на душе камень. Из четырех сыновей только у Саванды семья. А остальные? Соскар один остался. Мальчишка его у деда с бабкой прижился. Хойлаар-оолу скажешь о женитьбе, он и слушать не хочет. Буяну тоже не повезло. Где-то он теперь бродит?..
Саванды разговор отца с Соскаром услышал — тут же влез:
— Для братишки любую красавицу высватаю! Такую невесту отыщу,— узорами шьет. Я и богат, и себе не рад…
К месту, не к месту — несет свое:
— У меня на примете девушка есть. Войлок сошьет — шва не найдешь. Шапку шить будет — шов не заметишь!
Время между тем шло, и в аале Сульдема не происходило никаких перемен, если не считать, что жена Саванды, словно коза, каждый год приносила по ребенку. С ее детьми нянчилась подросшая Айна-Адаска. И она, и сынишка Соскара, и весь выводок Саванды постоянно были в юрте стариков, так что Кежикме скучать некогда.
Словно не замечали в аале Сульдема, что творится вокруг. Красные, белые, восстание аратов… Будто стороной обходили их эти события. Но так только казалось.
Старик не уставал повторять сыновьям:
— Будьте ближе к своему народу. Держитесь за его подол, опирайтесь на его плечи. Путь народа широк…
У сыновей свое на уме.
Как и другие вести, дошла до них горькая, весть о гибели Тараачы. Оглушила она Сульдема. Сыновья молчат.
Шаман Элдеп масла в огонь подлил:
— Если уж такой кайгал, как Тараачы, ноги протянул, три души из него выпустили, что говорить о вашем Буяне? Давно голову потерял! Не верили мне, что утонувшая невестка к себе его позовет. Не слушали, когда жена его брата сгорела. Забрали они Буяна к себе…
